Няродны кут
Двойная жизнь Павла Латушко
Няродны кут
Двойная жизнь Павла Латушко
Прошло 150 дней, как Павел Латушко уехал в Польшу. Несколько месяцев мы разговаривали с ним о личном, работе в системе и, конечно, о восприятии Беларуси за границей.
Прошло 150 дней, как Павел Латушко уехал в Польшу. Несколько месяцев мы разговаривали с ним о личном, работе в системе и, конечно, о восприятии Беларуси за границей.
«Вы что, будете об этом писать?» Спрашиваю, как Павел Латушко провел день в болезни: мы сидим в вечернем лобби гостиницы, вокруг пустуют удивительно неприветливые кресла, на фоне играет «Paroles, paroles», только без голоса Алена Делона, а жаль.
Утром, когда в еще сонном офисе в центре Варшавы поспешно доедали печенье в ожидании, когда все оживится, стало известно, что Павел заболел, поэтому дождаться не придется. План на день был составлен плотный: стратегия Народного ультиматума, Декларация о развитии экономики Беларуси, переговоры с британскими депутатами, «Zoom»-встречи, конференц-звонки и интервью. Офис в этот раз разместился в отеле.
«Вы что, будете об этом писать?» Спрашиваю, как Павел Латушко провел день в болезни: мы сидим в вечернем лобби гостиницы, вокруг пустуют удивительно неприветливые кресла, на фоне играет «Paroles, paroles», только без голоса Алена Делона, а жаль.

Утром, когда в еще сонном офисе в центре Варшавы поспешно доедали печенье в ожидании, когда все оживится, стало известно, что Павел заболел, поэтому дождаться не придется. План на день был составлен плотный: стратегия Народного ультиматума, Декларация о развитии экономики Беларуси, переговоры с британскими депутатами, «Zoom»-встречи, конференц-звонки и интервью. Офис в этот раз разместился в отеле.
Кто-то может мне не поверить, но у меня не бывает выходных с момента, когда я выступил против насилия перед Купаловским театром. У меня нет личной жизни, я сплю по четыре-пять часов и чувствую угрызения совести, когда полчаса отдаю не тому делу, которому посвятил сейчас жизнь.
Один «Zoom» за это время он все же прогулял. «Думал прогулять еще один, но не дали.

В этом отеле Павел Латушко начал останавливаться еще послом Беларуси в Польше, ему здесь «как-то так понравилось», что ничего нового после релокации придумывать не пришлось. После он переехал в «небольшую, но довольно уютную» квартиру: забрал сюда мать, которая после неожиданного отъезда из Беларуси вместе с внучкой жила в Белостоке, и увенчал рабочее место подаренным дочерью коллажем фото воскресных маршей в Минске. Коллаж иногда виден в видеоинтервью.
Все поменялось стремительно. Несколько месяцев назад это был человек системы, который каждый день возвращался в свой дом в Ждановичах: пресс-секретарь МИД, самый молодой посол Беларуси, министр культуры, посол во Франции, директор Купаловского театра. Сейчас он против системы, «выкормленной Лукашенко Лахушко, или как его там, что не одно десятилетие хрюкал у корыта и прислуживал «диктатору» с тухлятиной и гнилью внутри». Лишенный дипломатического ранга к тому же.
Я вообще не реагирую на высказывания этого человека, они настолько странные. Кто обзывается, тот сам так и называется. Моя мать сказала, что готова записать видеообращение, где расскажет, кто меня на самом деле вскормил. Стиль, который он ежедневно демонстрирует, – это ужас и стыд. В каком-то смысле это был и наш уровень, ведь мы же с ним соглашались, но все изменилось.
Он не понимает, зачем, но все же рассказывает мне о своём дне, монотонно перечисляет события и думает, кажется, что мы говорим о какой-то ерунде, а должны – о важном, монументальном, судьбоносном. Разговоры он так или иначе переводит на эти ступени. Преступления, расследования, санкции, РЕЖИМ, ПРА-ВО-ВОЙ ДЕ-ФОЛТ. В словах стало много «этого человека» Лукашенко: раньше он позволить себе такого не мог, и мало кто мог. «Простите, что опережаю ваш вопрос: мы сейчас работаем по двум основным направлениям...» Мой вопрос был другим.

«Я никогда не отдавал голос за Лукашенко, в 1994 году голосовал за Шушкевича. Но я не единожды разговаривал с этим человеком и даже получал от него персональные угрозы. Я понимал, какая система построена в нашей стране, что у нас пытают и убивают людей, что это может случиться и со мной. После выступления у театра я получил массу сообщений и звонков. Однажды раздался звонок, мне сказали:
Имейте в виду, что теперь вы на государственном обеспечении 24 часа 7 дней в неделю. Просто предложение: ничего больше не говорите относительно персонально его.

Вот такие слова были сказаны. Позже тоже были разговоры, меня приглашали прогуляться, угрожали и предлагали остановиться. Я сказал, что чем больше они на меня давят, тем больше у меня желания делать то, что я делаю».
В конце 1980-х и в начале 1990-х Павел Латушко ходил на митинги, во время августовского путча с первой женой был на площади Независимости, там же – когда принималась Декларация о государственном суверенитете Белоруской ССР. «Когда принимался закон «О Государственном флаге Республики Беларусь», в ожидании результатов голосования я стал возле радиоточки на колени, потому что считал, что восстанавливается историческая справедливость». В 1995-м он с другом ходил на протесты против Лукашенко: «Помню, как мы, два работника Министерства иностранных дел, бежали от милиции, он потерял ботинок, а я кричал: «Бросай ты этот ботинок, иначе нас догонят и побьют!» Нам удалось убежать, позже мы были в колонне на проспекте, и, что интересно, видели много работников МИД: мы здоровались кивком головы, но вслух не признавались, что знаем друг друга, потому что понимали, что риск потерять должность существует».

В 2010-м Павел Латушко ждал перемен: «Тогда была какая-то надежда, что мы пойдем путем реформ, что в нашей стране можно что-то изменить. Это была иллюзия, я обманулся, должен это признать. Позже мы увидели, что произошло на Площади, что это была заранее спланированная провокация. Мой брат и племянник там были. Моя дочь Яна ехала с танцев через Немигу, где был задержан автобус с якобы подготовленной демонстрантами арматурой. Я позвонил ей: «Яна, быстро домой, тебя могут задержать!» А она: «Я же ничего плохого не делаю». Теперь мы видим, как легко в тюрьму можно попасть за «Я гуляю». В итоге надежда была похоронена, и в очередной раз стало ясно, что договоренности и мнение общества для Лукашенко не имеют никакого значения, а действует он только в интересах сохранения власти. В 2015-м уже казалось, что это наш крест и мы должны его нести. Все думали: чем быстрее выборы закончатся, тем лучше».
В варшавском кафе готовят хороший кофе
«А как я должен себя вести?» – смеется, разваливается на диване и имитирует, будто курит сигару. Спросила его дочь Яну, другой ли Павел Латушко в домашнем окружении. «Нет», – отвечает. Изменился ли он за последние месяцы? Тоже нет. К политику на несколько дней приехала дочь. Вчера он сорвался из офиса, чтобы помочь ей выбрать плащ: цену разделили пятьдесят на пятьдесят.
Первое интервью с Павлом Латушко я сделала в 2019-м как с новым директором Купаловского театра. Пресс-служба попросила предварительно прислать вопросы. Он дипломатично пришел на встречу с дипломатично распечатанным списком с дипломатичными пометками на нем и дипломатично сел на дипломатичное кресло. «Как дела на новом месте?» – начинаю разговор. «Это уже интервью? Этого вопроса не было в списке», – отвечает.

Теперь мы завтракаем в уютном и пустом зале, а встреча все равно получается политическая. ПРА-ВО-ВОЙ ДЕ-ФОЛТ. Даже с дочерью он разговаривает в основном о политике, они спорят, она помогает отцу придумать название для новой структуры (ею стало Народное антикризисное управление).
Стержень моей гражданской позиции сформировался в семье. Я стал белорусскоязычным пресс-секретарем Министерства иностранных дел и принципиально это отстаивал, хотя испытывал значительное давление со стороны администрации президента. Мы спорили о моей работе с братом, но я не считал себя частью системы. Это было трудно, противоречиво, неоднозначно, бывали всплески и ситуации поспокойнее, но кошки на душе скреблись практически всегда. Я подавал в отставку с поста пресс-секретаря и дважды – с поста министра культуры. Я понимаю ответственность за то, что работал в этой системе, и публично извинился за это.

У дивана стоит сумка для документов, с которой Павел Латушко спешно уехал из Беларуси: у него были только эта сумка и телефон без SIM-карты. Дочери позвонил знакомый и сказал ждать сюрприза, она сразу подумала об отце и стала надеяться, что сюрпризом будет его приезд. Он и приехал: публично сказал, что ради экономического форума, но все всё поняли. Дочь гордится отцом и боится за него, хоть боится уже меньше, чем когда он был в Беларуси.
В момент, когда я высказался против системы, конечно, были переживания, но называть это страхом неправильно. У меня с 1994 года накапливался критический опыт: он не воплощался в активной протестной позиции, но я думал, что могу сделать что-то хорошее для страны. Это был самообман, мы обманывали других и самих себя. Взрыв произошел, когда я увидел снимки и видео тех, кто вышел с Окрестина, на эмоциях я решил, что не могу стоять в стороне, и тогда получилось это выступление у Купаловского. Я осознавал, что таким образом делаю вызов системе.
Несколько человек из государственного аппарата признались Павлу Латушко, что решились на такой же шаг, следуя его примеру. «Оставшимся коллегам-дипломатам я сказал: «Вы будете бояться своей тени». Они уже боятся, они не отвечают на вызовы, когда звонят друзья, я вижу, как они разговаривают. Много людей мне передавало: «Приходил офицер КГБ, спрашивал, поддерживаю ли я отношения с Латушко». Я говорю: «И вы хотите так жить – бояться быть уволенным за взгляд не в ту сторону?»

Я часто думаю – как относиться к людям, оставшимся в системе. Также, как я могу отнестись к себе пять или десять лет назад. Почему я тогда не сделал свой выбор? Хотя, если честно, не знаю, какие аргументы можно найти сегодня в пользу того, чтобы остаться. С нами контактирует много государственных чиновников, которые стараются усидеть на двух стульях. Не каждый готов сделать решающий шаг, потом что на это действительно нужны силы. Я сделал его и потерял многое из того, что для меня было важно. Я не живу в своем доме, не имею зарплаты, лишен дипломатического ранга. Не то, чтобы я жалел о ранге, но считаю это решение нечестным. Хотя какой честности можно ожидать от властей Беларуси», – сжимает губы.
«Кто ваши самые близкие люди?» – «Дочь, мать, друзья, которых осталось, может, не много» – «Переживаете, что некоторые в это время не откликнулись?» – «Это их выбор, я отношусь к нему с пониманием и не буду никого осуждать, но это немножко заболело. Я мог рассчитывать хотя бы на sms». «А если они появятся и попытаются вам что-то объяснить?» – «Я выслушаю, но мне уже будет сложно воспринимать наши отношения как дружеские».
Матери Павла Латушко пришлось собраться за два часа, чтобы срочно уехать из страны. «Она была в шоке. Представляете, как это – человеку в 72 года прыгнуть в автомобиль и умчаться неизвестно куда? Но ни словом, ни полусловом мама меня никогда не упрекала, она поддерживала и моего отца, у которого была четкая позиция по отношению к ситуации в стране. Пару раз, может, она и сказала, мол, может не стоит выступать, ну, как мамы говорят, но в целом она всегда мой союзник, смотрит в YouTube мои интервью, анализирует их и каждый день спрашивает, когда же это закончится. А в том, что оно закончится и что все виновные ответят за свои поступки, она убеждена на миллион процентов».
Теперь Валентине Васильевне немного грустно: родные остались в Беларуси, поговорить с ними можно разве что по телефону, а социальная жизнь ограничена коронавирусом, да и ходить уже трудно. Поэтому она ждет сына дома и вяжет бело-красно-белые носки.

«Мне говорят: «Вам за границей лучше». От этих слов становится больно, люди знают, куда бить. Конечно, в наибольшей опасности – те, кто в Беларуси, но, думаю, каждый разумный человек понимает, что если к тем лидерам общественного движения, которые уже сидят в тюрьмах, присоединимся мы, то больше никак не сможем помочь протесту. Очень просто быть задержанным на границе и попасть в СИЗО КГБ, а я хочу создать возможность вернуться для всех. И сам хочу вернуться как можно быстрее. Дочь часто спрашивает, когда мы поедем домой. Я каждый раз назначаю срок, и, что интересно, каждый раз в этот день происходит что-то необычное».
Ключ к победе
«Простите, я уже не дипломат, а политик». В необжитом офисе пустуют стены, на рабочем столе Павла Латушко лежат блокнот «Несвиж» и аккуратно разложенные по степени важности бумаги, на вешалке висят свитера и пиджаки, которые меняются между интервью, в углу стоит бело-красно-белый флаг. Перед очередным «зумом» устанавливается техника, ноутбук для правильного ракурса стоит на пустой коробке от какой-то техники. «Это будет мощно», - слышатся отрывки из разговора.
Власть сделала меня политиком, она сказала мне: «Иди», и я пошел. Не буду исключать: раньше я думал, что буду в политике. Я видел, как работают политические системы в разных странах мира, и это было мне интересно: разные мнения, ложь, интриги, но движение. Я не рисовал себе идеальных сценариев, потому что знал действительность Беларуси, видел пример наших политиков, которые страдали за то, что высказывали свое мнение, понимал, что у нас это должна быть борьба без правил. Может, поэтому и пошел в политику так поздно.
С личных вопросов мы снова и снова смещаемся на разговор о режиме и плане действий оппозиции. «Из всех интервью я всегда вычеркивал или по крайней мере минимизировал местоимение «я». «Я» - последняя буква алфавита». Тогда это становится почти монологом и уже не тем, где дипломатичность взвешивает каждое слово. Сборище, дикость, концентрационный лагерь, высказывания диктатора, хватит этих басен. «Я что, могу быть равнодушным? - гремит. – Не-мо-гу!» Из памяти вырываются чужие цитаты: Лукашенко сказал то, коллега сказал сё, и с ними начинается дискуссия, он иронизирует над новостями, закатывает глаза и одним словом неслышно их комментирует. А конструкции «Павел Латушко и Светлана Тихановская» быстро исправляются: «Светлана Тихановская и Павел Латушко лучше сказать».
Сейчас, когда мне говорят: «Вы дипломат», я отвечаю: «Нет, извините, я уже политик, поэтому моя позиция будет более жесткой». Хороший дипломат обходит острые углы, чтобы не создавать проблемы, обманывает, но в интересах родины, создает положительную повестку дня. В отношении Беларуси у нас сегодня исключительно критическая повестка дня, а драматичность ситуации требует быть прямым и принципиальным. Политика в целом более жесткая и прямая, в ней больше лжи. Хотелось бы, чтобы в нашей политике были искренность и правда. Белорусскому обществу нужна именно правда: мы так устали от лжи, от ужаса, от черного.
Последний раз за книгу Павел брался перед выборами: искал в «Каласах пад сярпом тваім» притчу о том, как Бог наделил беларусов худшим начальством. «Пришло время это поменять, у нас будет нормальное начальство». Он хочет поставить себе ультиматум: достичь победы в 2021 году, а если нет – отойти на второй план или вообще уйти в сторону. А достичь победы нужно, чтобы в том числе вернуться в свой дом в Ждановичах, до сих пор облитый краской, и посмотреть «Тутэйшых» в Купаловском театре, а не на видео.
Я готов критиковать себя, но за что хвалить, если мы не достигли цели? Все мы верили, что к концу 2020 года нам удастся начать новый этап развития Беларуси: не удалось. Достижением я бы назвал то, что мы сохраняем мощный потенциал к тому, чтобы победить, все у нас до сих пор мотивированы бороться, хотя и появилось больше злобы, ибо достало [здесь слышится смех]. Мне жаль, что не хватает времени что-то додумать и доработать, я переживаю, где найти ключ. Где ключ к этой двери, к этой победе. Мы пытались открыть её плечом один раз, второй, третий - она трещит, но надо еще ключ найти. Ну или навалиться всем вместе и просто выбить эту дверь.
По расчету Павла Латушко, за этот год должен быть решен вопрос победы. «Даже меньше, чем за год». Следующий будет посвящен тому, чтобы стабилизировать ситуацию и начать рост благосостояния. А там уже начнутся естественные политические процессы и появится возможность заняться личной жизнью и поехать в «особняк в Париже», приписанный ему пропагандой.
У меня нет ощущения, что я живу в Варшаве. Я не замечаю, где я и что вокруг, настолько сильная у меня концентрация на Беларуси, все мысли только об этом. Нет практически ни одной ночи, чтоб мне не снилась Беларусь, так что Варшава существует в качестве фона. За границей мы только физически. Нам всем хочется завтра проснуться... или даже не ложиться спать и уже сегодня сказать: «Все, мы победили». Я тогда сажусь в машину и еду на границу. Я бы вернулся к Купаловскому и поднял там бело-красно-белый флаг, хотя понимаю, что, пока доеду, бело-красно-белые флаги уже будут над театром. Но будет и мой. Вместе с купаловцами пойдем и поднимем его.
Мы начинали разговор в плащах, а завершаем, когда за окном падает снег. Снаружи все те же репрессии, подавленность и магазины «Родны кут». Я выхожу из Zoom-конференции и отмечаю в «Google»-календаре: «Тутэйшыя» в Купаловском, сентябрь, открытие сезона.
Текст: Ирена Котелович
Фото: Юлия Шабловская
Редактор: Аркадий Нестеренко
Перевод:
Текст: Ирена Котелович
Фото: Юлия Шабловская
Редактор: Аркадий Нестеренко
Перевод:
© 2021