— Что это за проект и почему он так назван?

— Когда я впервые произнесла вслух «New Home Project», это прозвучало как название фирмы, которая занимается планировкой и постройкой домов. И это идеально срезонировало с тем, что наша команда собиралась делать: с помощью фотографии строить вокруг себя новый мир и рассказывать об этом опыте.

По сути, проект начался с публикации в польском журнале Pismo, с которым мы выиграли грант от International Press Institute на создание материала по беларусской проблематике. К тому моменту (конец 2021 — начало 2022 года) ситуация вокруг беларусских политических беженцев ушла из новостной повестки Польши, поэтому я купила несколько одноразовых пленочных камер и завезла их в шелтер для беларусов в Варшаве «Мирный дом», который организовал польский фонд Humanosh. Взрослые были моими собеседниками, а дети стали соавторами фоторепортажа. Они снимали все, что для них важно, интересно и кажется новым.

Взрослые не всегда были рады внезапному вниманию папарацци, но именно неординарный и простой взгляд на вещи с детской перспективы натолкнул меня на мысль о серии фотозанятий для детей с опытом вынужденной эмиграции. Было видно, что для ребят это, с одной стороны, приключение, а с другой – возможность поделиться происходящим с ними в новой стране.

— Ты еще работала над материалом, когда началась война?

— Номер с материалом был уже напечатан и вышел в начале марта. Когда я впервые увидела публикацию на бумаге, мысль о занятиях показалась еще более актуальной, чем до свойны. Тогда появилось осознание, что работать нужно с опытом вынужденного перемещения украинских беженцев. Сравнивать политическое беженство с бегством от войны, безусловно, тяжело, но при общении с семьями из Беларуси и Украины я стала замечать похожие страхи и травмы у взрослых и у детей. Согласитесь, есть что-то общее в опыте беларусской семьи, которая по лесам-болотам нелегально убегает из Минска в Киев, переезжает в Бучу, чудом выбирается оттуда – и опыте переселенцев с Донбасса, которые бегут из уже обстреливаемого Киева.

— 24 февраля для многих украинцев беларусы перестали быть политическими беженцами. Теперь они граждане страны, с территории которой на них летят ракеты. О каких совместных занятиях речь?

— Одна из ключевых мыслей в материале в Pisme — что продолжающиеся репрессии в Беларуси влияют и на жизнь людей внутри страны, и на желание европейцев помогать тем, кто бежит и не поддерживает действия власти. Наш проект дает голос тем юным беларусам и беларускам, чьи семьи заплатили очень высокую цену за желание жить в стране, которая не бомбит соседей. И то, что этим опытом и историей они делятся с ровесниками из Украины — это своего рода совместная психотерапия, урок по истории Беларуси. Многие украинцы только в польских шелтерах и убежищах узнают, кто такие политические заключенные в Беларуси, что ими становятся за случайное совпадение белого и красного на носках, из-за коробки телевизора LG на балконе.

Для детей и подростков, которые наравне со взрослыми оказались в кризисе, очень важно общаться с теми, кто не только разделяет их переживания, но и расшифровывает их эмоции и поведение взрослых. Фотография с ее навыком наблюдать и анализировать происходящее вокруг становится тем инструментом, который помогает справиться с эмоциями, сфокусироваться на своем состоянии в конкретной ситуации.

— Это выводы из собственного опыта или есть исследования?

— Львиная доля личного опыта, журналистского наблюдения и общения со специалистами по кризисной психологии и психологии травмы. В 2017-2018 году у меня был перерыв в журналистике, я оказалась в новой стране без знания языка на том уровне, чтобы работать по специальности, поэтому пришлось познакомиться с бытом трудового мигранта. Правда, меня окружали удивительные люди, которые помогли выучить язык и терпели то, что я постоянно снимаю их и себя. Фотография помогла мне принять и проанализировать происходящее, познакомила меня с человеком, которого я в себе никогда не видела.

Кто-то может сказать, что мой опыт несоизмерим с опытом того, кто столкнулся с вынужденным перемещением, но любой опыт миграции оставляет в человеке след. На первой встрече с участниками проекта я всегда стараюсь показывать свои фотографии из того периода и рассказывать о том, как часто селфи помогало перестать плакать. Вижу удивление и понимание в их глазах: мой опыт резонирует с их переживаниями и реакцией на происходящее.

— Сколько лет участникам проекта? Есть возрастные ограничения?

— Самому младшему нашему автору 5 лет, старшему — 23. Основные участники проекта — жители шелтеров «Мирный дом», с начала войны Humanosh организовал уже целых четыре таких. Кстати, фонд поддержал и приютил наш проект. Есть ребята из школы в варшавском районе Прага, где учится много детей и подростков из семей с опытом миграции, плюс группа украинской молодежи, опеку над которой взял варшавский коллектив Inclusive.Buzz.

Сначала занятия проходили без деления на группы, но теперь такая необходимость появилась. Так что планируем группы от 7 до 13 лет, от 14 до 18 лет и от 18 до 23 максимум по восемь человек. Когда ребят в группе больше, начинается балаган.

— Вы волонтеры или у вас есть финансирование?

— Первые одноразовые камеры я купила благодаря гранту, о котором уже говорила. Потом стала приходить в «Мирный дом» со своим фотоаппаратом и пленкой, давала его тому, кто хотел поснимать. Пару раз пленку покупали мои знакомые. Летом написала в фейсбуке, что готова принять в дар для занятий любые камеры, которые людям не жаль отдать ребятам из «Мирного» и, скорее всего, не получить обратно — дети, сами понимаете. Так собралось около десяти фотоаппаратов, четыре из которых мои, а три не пережили крещение боем.

В первые месяцы войны было неловко просить денег на проект — весь мир донатит на ВСУ и собирает на «Байрактары», поляки массово помогают беженцам с жильем, вещами, продуктами, разве во всей этой ситуации мне тяжело съездить к детям, дать им свою камеру поснимать, провести с ними свободный вечер? Со временем здравый смысл победил и я наконец-то попросила о поддержке одну медиаорганизацию.

Так, Humanosh смог купить для наших занятий камеры, собралась небольшая команда, с которой планируем потратить оставшиеся деньги на организацию выставки. На дальнейшую работу, скорее всего, будем собирать донаты на сайте Humanosh.

— Чем занимается команда? Кто эти люди?

— У нас есть кризисный психолог, два человека, которые понимают, как вести социальные сети, как снять для них видео о том, что мы делаем, а также как организовать группу, чтобы она целиком доехала из «Мирного дома» до места занятия. Программой встреч, их проведением и всей менеджерской и бумажной работой занимаюсь я.

У каждого из нас есть свой опыт миграции — половина команды экстренно выезжала из Беларуси. Поэтому мы в том числе работаем в проекте и со своими травмами.

— Как выглядят встречи?

— Сейчас уже выработалась определенная структура: одна-две тематические встречи в неделю, но фотоаппараты с участниками остаются после занятий. Они получают их на месяц и могут снимать все, что им интересно. Мы не даем строгих заданий, что и как нужно снимать. Это фристайл, где каждый показывает то, что ему важно так, как он это видит. Потом мы вместе смотрим и разговариваем о том, что получилось снять. Так я узнаю ребят, даю советы и говорю, о том, что лучше получается, а на что обратить внимание. Хоть у нас и фотозанятие, к фотографии мы относимся как к терапии: важна эмоция и причина, по которой появилось то или иное фото, а не профессионализм фотографа.

Главное – создать безопасное пространство, где можно смело говорить о чувствах, переживаниях и страхах. Годами фотография помогала людям в борьбе с депрессией и кризисными состояниями. Я знаю несколько примеров, когда фотография становилась щитом, помогающим не потерять себя. Хочу, чтобы ребята знали об этом и умели пользоваться фотографией как инструментом самопомощи.

Есть в этом и образовательный момент. Каждое занятие мы стараемся проводить в новом месте, которое связано с визуальным искусством и фотографией. Например, однажды мы были на выставке, посвященной плесени. Ребята почти час бегали по галерее и находили на фото то всадников на драконах, то снежинок, то сюжет поглощения черной дырой нашей вселенной.

— Участие в зданиях бесплатное?

— Конечно. Необязательно иметь свои фотоаппараты, но если у кого-то есть камера и желание в ней разобраться — тоже приходите.

— Слоган вашего проекта: «Дом там, где я». Почему?

— За последние 10 лет я переезжала столько раз, что и сосчитать сложно. Поэтому понимаю, насколько важна связь с местом, где ты родился и чувствуешь себя в безопасности. У многих детей и молодых людей это ощущение забрали, а дом в прямом смысле уничтожили. Я верю, что терапевтический эффект фотографии поможет принять и полюбить то место, где они оказались вынужденно, найти новых друзей и рассказать свою историю тем, кого это может вдохновить на поиски своего нового дома.

Алина Олешкевич, психолог New Home Project

«Когда дети переживают травматический опыт беженства, важно, чтобы травма не превратилась в закрытую капсулу в их сознании. Часто ситуацию усложняет то, что их родители сами находятся в стрессе и травме, связанной с вынужденным перемещением. Это состояние можно понять: теряется связь с родиной и друзьями. И когда у детей не получается самостоятельно выйти из этого кризиса в стабильный контакт с родителями и сверстниками, на помощь приходит символический способ делиться переживаниями, обходя защитные механизмы психики. Это то, что мы делаем в New Home Project.

Очень часто психика ребенка спасает ему жизнь тем, что вытесняет травматический опыт. Но этот процесс, к сожалению, имеет свою цену и проявляется совершенно непредсказуемо во взрослом возрасте. На помощь может прийти самовыражение. Фокусирование на красоте окружающего мира и возможность делиться ощущениями от новой реальности вытесняют боль. Она не превращается в капсулу, которая обволакивает ребенка, а трансформируется в переживания и прорабатывается через символизм фотографии. А если у кого-то нет смелости словами выразить отношение к происходящему, соприкосновение с опытом сверстника может вдохновить на визуализацию своего состояния. Это своеобразная легализация травмы, о которой не всегда нужно говорить вслух, но можно выражать через язык образов и символов».